Еще немного из его эссе
КОПАЯСЬ В СЕБЕ
Началось ещё до моего рождения. Родители не хотели меня, вытравливали какими-то таблетками, но я всё равно появился на свет вопреки их воле. Это появление ознаменовало собою две вещи.
Первую - мою гиперчувственность и возбудимость и вторую врождённый страх смерти.
В детстве я стыдился их и пытался бороться с ними. Возбудимость была настолько сильной, что я был уверен, что все видят мой "стыд". Со страхом смерти было гораздо сложнее. К инстинктивным, смутным, неясным предчувствиям в четыре года добавились вполне реальные внешние - меня стали пороть - часто и разнообразно.
Каждый удар воспринимался как маленькая смерть. Ты умираешь с ним и возрождаешься для новых. Стресс, шок, который мобилизовал все защитные силы организма.
Неожиданно для самого себя (вот она реальная работа подсознания!) я стал внушать себе, что удары не страшны, что умереть от них нельзя, более того можно их терпеть. Не сразу, почти через три года внушил. Более того - я стал даже испытывать некоторую благодарность к маме и бабушке за их наказания. Ведь, именно порка, сделала меня в своих глазах бесстрашным героем. Не надо, наверное, долго объяснять, как важно для ребёнка это.
Каково же было моё удивление, когда в пятом классе, в учебнике "Древней истории" я прочёл про спартанцев: они точно так же - поркой воспитывали в своих мальчишках мужество и бесстрашие. Были у них ещё два других закаливания: тепловое и нравственное. Они приучали мальчишек всегда и везде, не смотря на погоду ходить голыми и быть сдержанными в речи поступках.
Спартанская система закаливания потрясла меня своей истинностью, а главное близостью ко мне, к моему внутреннему миру. Он и стал с этого времени активно формироваться и развиваться под воздействием спартанских идеалов.
Когда пришла пора знакомиться с девочками я не видел других, кроме моих спартанских. Было ещё одно обстоятельство. Я был патологически застенчив. Краснел и мычал при любом разговоре с девочками.
Причина всё тот же мой стыд за удика, и примешивающейся к нему страх, что узнают про мой безграничный, бескрайний мир фантазий и представлений, наработанный годами укрощения того же удика. Выход нашелся в виде фотографирования. Я фотографировал понравившихся мне девочек. Печатал и дарил им фотографии.
В то, да и, подозреваю, в сегодняшнее время, понравившиеся девочки были в секциях спортивной и художественной гимнастке. Там я и стал жить.
Но как всегда бывает с чувством - ослепительно яркое вначале - оно со временем тускнеет, а то и совсем исчезает.
Меня стало раздражать и даже оскорблять, что девочки были все одетыми - в купальниках, а назывались "гимнастками" - что в переводе с греческого "обнажёнными". Так появились сначала мои теории воспитания спартанского в девочке, а следом и фотографии обнажённых гимнасток во время занятий и в перерывах после них. В то, как сейчас принято говорить "застойное" время все помогали мне и тренеры и родители.
Это сегодня нет абсолютно воспитания гимнофильского женского тела, облагораживающей, очеловечивающей миссии гордой женской тренированной, загорелой наготы. Тогда оно было не только у меня, но и в романах Ивана Ефремова. Я отправился к нему на улицу Губкина, мы познакомились.
Я ему выложил свои спартанские разработки и фотографии.
Я остался в его "ТАИС АФИНСКОЙ" в образе скульптора Лисиппа, с моим гимнофильством, а мой женский идеал, в образе спартанки Эгосихоры.
Внутри у меня сидел вопрос: почему, то, что я считаю истинным и настоящим для других просто не существует?
Помог случай. Я поступил на факультет журналистики как Всесоюзный фото вундеркинд, русского языка не знал, писать не мог. Бесконечно пересдавал синтаксис и грамматику. На одной из пересдач и познакомился с Ильёй Владимировичем Толстым - правнуком "великого старца" (он преподавал у нас синтаксис). Слово за слово - нашлись и линии пересечения и общие точки.
Илья Владимирович познакомил меня с другими Толстыми. С внуком Льва Николаевича - Сергеем Михайловичем Толстым. Я тогда увлекался толстовской теорией самоанализа - объяснением смысла прожитых дней. Сергей Михайлович говорил - дед его был дилетантом, и надо, если и заниматься человеческой психикой - то серьёзно.
Что я и сделал. Занимался психодрамой, гештальттерапией, сексологией-мужской и женской. Потом с двумя коллегами организовал первое в России товарищество психоаналитиков "Семейный психоаналитик". С тех пор веду практику.
Вопрос - зачем мне всё это нужно. Я сам не раз задавал его себе и всегда отвечал однозначно. По двум причинам. С одной, и, может быть, главной, сценарий моей жизни - СПАСАТЕЛЬ. Наслаиваясь на мою сильную энергетику, диагностические способности я могу, действительно помочь людям.
С другой - я всегда стремился разбираться в себе и разбираюсь до сих пор.
Николай Филиппов,
январь 2013 года.