Полина ii Анна
Добавлено: 08.01.2015, 18:55"Мы говорим не сроки а срока -- одиннадцать лет от звонка до звонка."
I
-- Нас никто не принимает всерьёз, Анна. Они не видят в тебе ничего. Потому что в тебе есть правда. Глубиной они все это чуют, и не идут на преступление против разума. Один безумный писатель утверждал, что сила только в силе. Но даже он не решился сказать, что сила только в сексе. Когда приближаешься к правде, уходишь от силы. И умираешь за правду от отсутствия силы. А приходя к силе, деградируешь от отсутствия правды. Как с этим жить, не знаю даже я. Остаётся лишь помнить что жизнь сама по себе -- всего лишь конфликт со смертью. Некоторые умнеют без силы, и приходят за силой поздно, осенью, когда все уже уехали из детского летнего лагеря, становясь цветками подсолнуха, обречённого умиереть к зиме, прожив юность осенью, и придя к зиме соединением молочной спелости со снегом, оставшись лишь чёрной шелухой букв понимания абсолютной полноты и тождественности и своего внутреннего, и всеобщего внешнего -- двух миров. Некоторые умнеют без силы, и приходят за силой поздно. Иногда новообретённая сила, известная большинству с самых первых лет, но неизвестная никогда ранее нашим последним героям, впитавшим в себя всю черноту засечек на кончиках книжных и компьютерных букв. Иногда сила бывает так разрушительна, что проникая на самые вершины сознания грибом ядерного взрыва, что разрушаемая грибом, буквенная оболочка начинает убивать, мстя за своё прошлое "ничто". Они мстят всему этому миру, изгнавшему правду. Мы, или они, обычные люди, да, проще сказать "нормалы" - "нормалы" уходят из детства направляясь от чувств к уму, подчиняя и заглушая их умом. Но, что делать тем, у кого есть только ум, и полчинять и заглушать им нечего? А волны несут их, с удивлёнными белыми лицами и открытыми ртами, нарисованными незримым чёрным карандашом букв -- в чёрное непостижимое море, за тот горизонт, за которым никого ещё не было, ибо для каждого он свой?
Затерянные вдали от спокойного, синего моря "нормалов" (Время, назад!) "мировые" - ибо у каждого свой "мир" - держатся за всех похожих кого только могут найти, чтобы иметь хоть что-то в борьбе с личным ураганом каждого. Идея о чёрном урагане при этом становится соединяющей силой. Но вернёмся к обычному направлению развития ощущения личностями мира во Вселенной. Чувства - прошлое, ум - будущее. Но... - что если развернуть стрелу времени в прямом направлении от обратного, на сто восемьдесят градусов? (Тут Анна положила руки Полине на плечи и пристально посмотрела в глаза. В комнату -- в потемневшем отдалении синим экраном вспыхнул телескрин, словно мириады газовых горелок одного гигантского газопровода. В нём, словно послание инопланетной цивилизации, танцевали лица женского пола без лиц, закрытые все в что-то полностью чёрное и неуловимо северо-кавказское. Танец живота, очерчивая эротику взрыва вот-вот готовящихся взорваться, лишь все они соединят руками -- длинными, удлинёнными, чёрными и покрытыми лаком ногтями и пальцами два контакта, не втыкая один в другой. Телескрин, прерываясь, гасня и возгораясь, всё чаще из цветного в чёрно-белый и всё прерывистее, показывая то, как снимая пояса шахидов, они снова становятся лишь заплаканными вдовами муджахидов, затем снимают чёрное словно соответствуя играющей на фоне песне "в обратную сторону крутится маа гнито фон", с шумом, как от настоящей аудиокассеты, перезаписанной в цифоровой формат. Молодые и юные, становясь 14летними белолицо--чёрненькими на вид девочками, словно сошедшими с этикеток на банках азербайджанского гранатового сока, теперь смеясь возвращались в ощущение первичного онемения.)
-- Ты спросишь, какова моя ориентация? Нет, не от большого к маленькому -- а от малого к большему -- неважно; нетрадиционная или традиционная -- смотря как отсчитывать. Моя вперёд, их назад, и их вперёд -- моя назад. Дело обстоит именно так... Мы лишь двигаемся в разные стороны и соответственно иначе всё отсчитываем. Ты хочешь поумнеть. А что, если для кого-то прошлое -- ум, дорогая моя Полина?
--.-- --.--
Поцеловала Анна Полину в губы, оторвавшись, продолжила.
(Тем временем телескрин уже угас, как заметила Полина.)
--.-- --.--
-- Моя ориентация -- восхождение туда, куда взошли, оскопившись, сев на белого или пегого коня скопцы -- последователи Кондратия Селиванова, или туда, куда взошёл Иоганн Себастьян Бах от низких нот к детским, высоким. Или туда, куда взошёл Александр Пичушкин, став обвинителем, прокурором и судиею для шестидесяти четырёх человек на свою великую шахматную доску.
-- Мы живём ради мига, который делает нас радостными и счастливыми! Так сказал Альфред Розенберг в 1934 году. Я взошла туда, куда взошёл Ницше, туда, куда восходят дети в закрытых, покрытых музыкой социальных сетях в Internet, опьянённые вином из одуванчиков.
I
-- Нас никто не принимает всерьёз, Анна. Они не видят в тебе ничего. Потому что в тебе есть правда. Глубиной они все это чуют, и не идут на преступление против разума. Один безумный писатель утверждал, что сила только в силе. Но даже он не решился сказать, что сила только в сексе. Когда приближаешься к правде, уходишь от силы. И умираешь за правду от отсутствия силы. А приходя к силе, деградируешь от отсутствия правды. Как с этим жить, не знаю даже я. Остаётся лишь помнить что жизнь сама по себе -- всего лишь конфликт со смертью. Некоторые умнеют без силы, и приходят за силой поздно, осенью, когда все уже уехали из детского летнего лагеря, становясь цветками подсолнуха, обречённого умиереть к зиме, прожив юность осенью, и придя к зиме соединением молочной спелости со снегом, оставшись лишь чёрной шелухой букв понимания абсолютной полноты и тождественности и своего внутреннего, и всеобщего внешнего -- двух миров. Некоторые умнеют без силы, и приходят за силой поздно. Иногда новообретённая сила, известная большинству с самых первых лет, но неизвестная никогда ранее нашим последним героям, впитавшим в себя всю черноту засечек на кончиках книжных и компьютерных букв. Иногда сила бывает так разрушительна, что проникая на самые вершины сознания грибом ядерного взрыва, что разрушаемая грибом, буквенная оболочка начинает убивать, мстя за своё прошлое "ничто". Они мстят всему этому миру, изгнавшему правду. Мы, или они, обычные люди, да, проще сказать "нормалы" - "нормалы" уходят из детства направляясь от чувств к уму, подчиняя и заглушая их умом. Но, что делать тем, у кого есть только ум, и полчинять и заглушать им нечего? А волны несут их, с удивлёнными белыми лицами и открытыми ртами, нарисованными незримым чёрным карандашом букв -- в чёрное непостижимое море, за тот горизонт, за которым никого ещё не было, ибо для каждого он свой?
Затерянные вдали от спокойного, синего моря "нормалов" (Время, назад!) "мировые" - ибо у каждого свой "мир" - держатся за всех похожих кого только могут найти, чтобы иметь хоть что-то в борьбе с личным ураганом каждого. Идея о чёрном урагане при этом становится соединяющей силой. Но вернёмся к обычному направлению развития ощущения личностями мира во Вселенной. Чувства - прошлое, ум - будущее. Но... - что если развернуть стрелу времени в прямом направлении от обратного, на сто восемьдесят градусов? (Тут Анна положила руки Полине на плечи и пристально посмотрела в глаза. В комнату -- в потемневшем отдалении синим экраном вспыхнул телескрин, словно мириады газовых горелок одного гигантского газопровода. В нём, словно послание инопланетной цивилизации, танцевали лица женского пола без лиц, закрытые все в что-то полностью чёрное и неуловимо северо-кавказское. Танец живота, очерчивая эротику взрыва вот-вот готовящихся взорваться, лишь все они соединят руками -- длинными, удлинёнными, чёрными и покрытыми лаком ногтями и пальцами два контакта, не втыкая один в другой. Телескрин, прерываясь, гасня и возгораясь, всё чаще из цветного в чёрно-белый и всё прерывистее, показывая то, как снимая пояса шахидов, они снова становятся лишь заплаканными вдовами муджахидов, затем снимают чёрное словно соответствуя играющей на фоне песне "в обратную сторону крутится маа гнито фон", с шумом, как от настоящей аудиокассеты, перезаписанной в цифоровой формат. Молодые и юные, становясь 14летними белолицо--чёрненькими на вид девочками, словно сошедшими с этикеток на банках азербайджанского гранатового сока, теперь смеясь возвращались в ощущение первичного онемения.)
-- Ты спросишь, какова моя ориентация? Нет, не от большого к маленькому -- а от малого к большему -- неважно; нетрадиционная или традиционная -- смотря как отсчитывать. Моя вперёд, их назад, и их вперёд -- моя назад. Дело обстоит именно так... Мы лишь двигаемся в разные стороны и соответственно иначе всё отсчитываем. Ты хочешь поумнеть. А что, если для кого-то прошлое -- ум, дорогая моя Полина?
--.-- --.--
Поцеловала Анна Полину в губы, оторвавшись, продолжила.
(Тем временем телескрин уже угас, как заметила Полина.)
--.-- --.--
-- Моя ориентация -- восхождение туда, куда взошли, оскопившись, сев на белого или пегого коня скопцы -- последователи Кондратия Селиванова, или туда, куда взошёл Иоганн Себастьян Бах от низких нот к детским, высоким. Или туда, куда взошёл Александр Пичушкин, став обвинителем, прокурором и судиею для шестидесяти четырёх человек на свою великую шахматную доску.
-- Мы живём ради мига, который делает нас радостными и счастливыми! Так сказал Альфред Розенберг в 1934 году. Я взошла туда, куда взошёл Ницше, туда, куда восходят дети в закрытых, покрытых музыкой социальных сетях в Internet, опьянённые вином из одуванчиков.
