Предисловие.
Данный текст от начала и до конца является выдумкой. Всё написанное ниже не претендует на звание литературного шедевра. Это просто корявенький рассказ, который, надеюсь, будет читабельным. Все совпадения случайны и тд.
Часть 1.
Ей было страшно. Страшно настолько, что ноги почти отказывались двигаться, а внутри неё с каждым шагом усиливалось отчаяние. Несмотря на попытки сдерживать себя, всё становилось только хуже. Шаг, еще один, затем еще один. “Тебе нельзя плакать. Нельзя. Терпи. Это всё скоро кончится”. Она старалась контролировать то, что рвало её душу изнутри, но это было бесполезно. Сил больше не оставалось, страх вырвался из нутра и расползался вместе с кровью, двигался по венам, накапливался во всём теле, сковывал, парализовывал, не давал дышать. Вдруг земля провалилась у неё из-под ног. Она упала и даже не почувствовала боли, хотя на ее ладонях появилась кровь.
Она сидела на асфальте и плакала. Молча. Ни всхлипов, ни вздохов – ничего. Прозрачная солёная вода. Горечь и боль смешивались с этой водой и разбивались о теплый майский асфальт. На неё бестолково глазели одуванчики, торчащие из-под земли совсем рядом с тротуаром, откуда-то со двора отголосками доносился звонкий смех увлечённых игрой детей. Он сливался с пульсирующим автомобильным гулом, и тихим шумом листвы. Город, что был вокруг – расцвёл и раскрылся, окутанный весной и согретый действительно ласковым майским солнцем.
Она давно не вслушивалась в эти звуки, не чувствовала теплого ветра, приносящего приятные запахи весенних цветов. Не ощущала его успокаивающих легких прикосновений. Ей часто казалось, что все чувства и ощущения просто умерли в ней. И это, отчасти, действительно было так. Но в тот момент кое-что изменилось. Она вдруг почувствовала всё, что было вокруг нее. Смех, гул машин, дома, что стояли рядом и, конечно, одуванчики. “Они так прекрасны и так просты” - голос в её голове был мягким и спокойным - “Они просто есть. Впитывают в себя солнце и сами становятся его частью. Такие же тёплые. И желтые. Это ведь так легко”. И тогда она решилась.
Сколько времени она просидела буквально застывши, любуясь россыпью маленьких солнц, глядящих на неё в ответ, никто и не скажет. Тогда уже всё исчезло: страх, горечь, обида, отчаяние и ужас. Слезы высохли, и только красные еще глаза да кровь на ладонях, напоминали ей о том, что было. Но ей уже было всё равно. Когда у неё за спиной раздался голос она уже была совершенно спокойна.
- Девочка, ты в порядке? Что случилось? На тебя напали что ли?
Она обернулась. И не успела она что-то сказать, как мужчина продолжил:
- Ограбили? Как тебя зовут? Давай родителям позвоним или в полицию.
- Нет – тихо проговорила она, поднимаясь – Всё в порядке, правда. Я просто... просто получила двойку и расплакалась из-за этого, а после споткнулась и упала, но всё уже прошло, ничего не болит.
- Точно? Может позвоним родителям или…
- Нет, спасибо, правда – перебила она – всё нормально, просто думаю, родители расстроятся из-за оценки. А идти мне уже немного, так что я дойду сама.
- Ну… - мужчина задумался – Хорошо, как знаешь. Не болит ничего? Голова не кружится?
Он уже говорил спокойнее и легче.
- Нет, порядок – она вежливо улыбнулась – спасибо Вам. Я дойду.
- Как тебя зовут?
- Аня.
-Ну смотри, Ань, аккуратнее, а насчет оценок не переживай. Родители хотят как лучше. Получается у них не всегда, конечно, но намерения точно благие. Сам знаю, тоже двоих воспитываю.
- Да, это так. Я понимаю. Ладно, спасибо Вам еще раз, я пойду.
- Ну давай, удачи.
- До свидания.
Аня шла и смотрела на всё вокруг так увлечённо. Она старалась взять больше из каждого мгновения. Чувствовать сильнее, ярче. Весь этот мир открылся для нее, он согревал её, он успокаивал её. Аня больше не боялась - когда ты решаешься страх уходит.
Обычно то, что случилось с ней по дороге домой, происходило позже: всё начиналось, когда она видела дверь своего подъезда. Любое её действие, приближающее попадание к себе домой усиливало надвигающуюся тихую истерику. Открыть дверь с первого раза у Ани получалось не всегда – руки тряслись и взмокшие пальцы то и дело соскальзывали с кнопок старого кодового замка. В подъезде всегда пахло скверно. К большому сожалению, люди, проживающие здесь к вопросам культуры и порядка относились своеобразно – им было откровенно наплевать. Остановившись перед дверью, Аня прислушалась: обычно, когда она только подходила к двери, она слышала дурацкие голоса из телевизора. Отец всегда смотрел телевизор громко, хотя даже его не слушал. Будучи настолько пьяным слушать что-то сложно, а услышать и понять – ещё сложнее. Нужно концентрироваться, напрягаться, заставлять себя. Отец Ани этого делать этого не любил, поэтому он не слушал и её. И не слышал. Уже давно.
Она аккуратно открыла дверь, стараясь не шуметь лишний раз. Когда Аня заходила домой она, скорее, старалась скрыть своё существование в принципе. Она старалась исчезнуть, слиться с мебелью, со своей одеждой, выбросить из себя всё, что делало её живым человеком. “Меня нет. Я не существую. Я - воздух.”
Иногда это срабатывало, и она просто уходила в свою комнату. Только там снимала куртку, бросала рюкзак под стол, ложилась на кровать, даже не переодевшись, и просто лежала, глядя в потолок. Если всё было нормально – она мечтала. О разном. Иногда представляла, как сбегает со своей лучшей подругой куда-то в леса, и они, ведомые инстинктами, долгие месяцы живут, охотясь и выживая. Там, в самых чащобах они сражались с волками за дичь, гоняли лис и рысей, и, даже, сразили медведя. И после долгих месяцев такой жизни она, совершенно иная - дикая, храбрая и сильная – шла мстить. Подобравшись к окраине леса, она наблюдала за окнами своей квартиры, запоминая все движения, звуки и жесты. И когда к её отцу в гости приходили очередные “друзья”, которых он даже толком и не знал, она начинала действовать. Молниеносно выскакивала из-за деревьев, и бежала в сторону своего старого дома. Она двигалась быстро, словно гепард, каждое движение отточено в схватках, нюх обострён до предела, звериный оскал и рык говорили лишь об одном – хищник хочет крови. Там, будучи зверем, она с легкостью допрыгивала до третьего этажа и целилась прямо в окно своей кухни. Это была её любимая часть: пьяные, едва соображающие отбросы, удивленно таращатся на то нечто, едва напоминающее её в человеческом обличье. Кто-то умоляет пощадить, кто-то хватает нож, думая, что это белка. Но они все лишь добавка, лишь дополнение. Она пришла сюда в первую очередь за своим отцом. В его глазах, кроме ужаса, Аня видит кое-что еще. Кое-что, что всегда было ей очень нужно… Что-то, что она всегда искала, но так и не нашла. “Слишком поздно, папа. Я тебя ненавижу.” – шипела она. На этом моменте всё обрывалось. Она не хотела представлять во всех красках то, что она сделает с ними. Ей было достаточно самого факта – они умрут. Им будет очень больно.
Сегодня всё было так же: она тихо прошла в комнату, повесила куртку на спинку стула, бросила рюкзак под стол, легла на кровать и стала мечтать. Это была одна из немногих вещей, которые хоть как-то заставляли её держаться. Там, в своём воображении она могла наполнять хотя бы выдуманную жизнь столь важными для нее вещами, о которых в реальности она уже едва-едва помнила.
Её буквально вышвырнул из фантазий звук открывающейся двери. На пороге её комнаты был отец. Аня сжалась. В такие моменты она просто не знала, чего ожидать. За два года она ясно поняла, что это вопрос её избиения - это лотерея, дело случая, монетка, вращающаяся в воздухе. От это становилось только хуже. Если бы она хотя бы могла знать случится это сегодня или нет… Её отец, покачиваясь, сделал пару шагов и остановился, затем уставился на Аню. “А ты чего? Че ты вся зажалась?” – он сделал паузу, видимо в попытке обдумать то, что будет выходить изо рта дальше – “Ты из-за меня так?” Он снова сделал паузу. Снова пытался собрать буквы в слова. “Ты меня так боишься? Ууу, дочь. Ты ж пойми… Я же… ведь… не тиран тебе. Ты вон в одежде ходишь, обувь вон новая почти, на чьи деньги куплена по-твоему? А ноутбук у нас откуда? Думаешь, блять, сам появился? С неба что ли?” – он вновь замолчал на полминуты, всё так же не сводя глаз с Ани. Потом присел к ней на кровать и продолжил: “Не ценишь ты, что для тебя папка делает. Я о тебе забочусь, блять, кормлю тебя, а ты бы хоть каплю благодарности. При виде отца, блять, сжимаешься вся, хоть бы уважение проявила.” Аня знала, что если не отвечать, если не делать хоть что-то – будет хуже. Это еще сильнее злило отца, но она была в ступоре, скованная и оцепеневшая. “Вечно ты, блять, молчишь, мелочь, блять, тебя воспитывать нужно по-хорошему, как нас, вон, раньше.” Затем последовал удар. Он ударил её прямо в живот, и она свернулась. Еще удар. На этот раз он попал ей куда-то в плечо. Потом было еще два удара куда-то вбок. “Ты мне еще спасибо скажешь, когда человеком вырастешь” – он сидел рядом и всё так же смотрел на Аню. Затем замахнулся. Аня дернулась и быстро спрыгнула с кровати, но отец поймал её за руку. “Че ты? Убежать хочешь? Ну беги” – сказал он, и толкнул её, что есть силы в сторону двери. Аня пролетела через дверной проём и приземлилась грудью аккурат на угол тумбочки, затем упала на пол. Появилась острая боль - сильнее, чем раньше. Ей было тяжело дышать. Она медленно поднялась, схватила кофту, что лежала на тумбе, затем дёрнулась к двери и выбежала в подъезд, захлопнув дверь. Аня пробежала на два этажа выше и замерла, вслушиваясь в каждый звук. Прошла минута – всё так же тихо. Пять минут. Тишина. Тогда Аня немного успокоилась и стала думать, куда ей пойти. Вдруг она вспомнила утро. Падение, слезы, страх и одуванчики. “Ну конечно – одуванчики.” Аня медленно начала спускаться по лестнице.
Последние 2 года её жизнь была преисполнена боли, внутренних страданий, обиды и непонимания. Каждый день был ожиданием – “Изобьют ли тебя сегодня? Да или нет?” Честно говоря, я думал, что не успею, что она покончит с собой раньше, чем я всё подготовлю. Она шла вниз по лестнице, словно ничего не произошло. Я не слышал от неё не единого звука. Когда она начала спускаться на первый этаж свет снизу легко скользнул по ней, и я на долю секунды увидел ее лицо – оно было пустым. Нём не было и тени, хоть какого-то следа эмоций, хотя, казалось, что после произошедшего там должно быть хоть что-то. Никаких эмоций там не появилось и тогда, когда я прислонил к её затылку пистолет. Я зажал ей рот ладонью, наклонился и тихо проговорил ей на ухо: “Тсс. Тихо. Не дергайся и не кричи, иначе убью.” Аня стояла, не шелохнувшись секунд десять, затем медленно повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. “А убейте.” – тихо произнесла она. Я, конечно, знал, что ей практически нечего терять, но такого ответа всё равно не ожидал. Тем не менее, у меня был припрятан жесткий козырь, который нужно было пускать в ход.
- Я не сказал, что я убью тебя. Знаешь девчушку, что живет через подъезд, на 5 этаже? Кажется, её зовут Полина? Наверное, тебе будет обидно, если из-за тебя умрет твоя лучшая подруга? И если ты сейчас меня не послушаешь – я тебе обещаю, что заставлю её страдать, а потом убью.
- Полю? – Аню словно током ударило – Откуда...
Она смотрела на меня, стараясь быть такой же безэмоциональной, как и прежде, но было слишком заметно, что какие-то эмоции к ней вернулись. Она сильно нервничала и ей было страшно, но теперь не за себя, а за свою единственную подругу. Но почти сразу же я увидел, как она смирилась, как ее глаза погасли. Она вновь стала просто девочкой с пустым и безжизненным лицом.
- Что мне делать?
- На улице стоит машина. Серебристая лада десятка, садись вперед. Иди.
- Хорошо, я пойду. Только пообещайте, что не тронете Полину. – в её голосе проскочили нотки мольбы.
- Обещаю. – сказал я.
Я указал пистолетом на дверь подъезда. Аня спокойно пошла к выходу, я пошел следом. На улице в этот час уже было темно, поэтому я не слишком беспокоился, что нас кто-то заметит. Я долгое время наблюдал, за этим местом. Типичный район на отшибе: не самый плохой, но до благополучного очень далеко. Освещения у подъезда не было, фонарей по двору тоже. Пара-тройка на весь двор. В общем, довольно неплохое место, скажем, для похищения.
Когда пассажирская дверь отечественного седана захлопнулась, я выдохнул. Самое сложное позади. Я подошел к машине, сел за руль. Но перед тем, как уехать, нужно было сделать еще кое-что.
- Дай мне свою кофту. А потом – пристегнись. – сказал я приказным тоном. Она нехотя сняла свою кофточку и протянула мне. Затем протянула через себя ремень безопасности. Я положил ее кофту к себе на колени. “Теперь покажи ладонь.” – она протянула мне тонкую ручку и раскрыла поцарапанную утренним падением ладошку.
- Будет немного больно. Терпи. Это нужно сделать. Я потом всё тебе объясню — сказал я, доставая нож. Она испуганно смотрела на меня, и хотела уже одернуть руку, но я схватил ее раньше.
- Знаю, что такое слышать абсурдно, но доверься мне. Так нужно.
Я сделал небольшой надрез. В её ладони понемногу начала скапливаться кровь. Когда крови накопилось достаточно я взял её кофту и вытер ей всю кровь. После – быстро перебинтовал её руку. Затем вышел из машины, открыл входную дверь подъезда и бросил туда испачканную кровью кофточку. Теперь мы могли ехать. Когда я сел обратно и попытался вставить ключи в замок зажигания, они предательски выпали из рук и плюхнулись на пол. Только тогда я заметил, что меня самого ещё как трясёт. “Видишь, я тоже нервничаю.” – сказал я, наверное, в надежде очеловечить перед ней себя и то, что сейчас совершал. Ответа не последовало и тогда я понял, какой я дурак. Но пути назад уже не было. Когда я всё же вставил ключ в замок зажигания, я почувствовал, как к голове вплотную приставили пистолет. Я замер.
- Ну что, нравится? – её голос был всё так же холоден.
- Он не настоящий. – сказал я. – Я не стал бы направлять на тебя настоящий пистолет.
- Ты врёшь. Просто боишься, что я выстрелю.
- Это всего лишь зажигалка. По весу похож на настоящий, но… - раздался щелчок.
Ничего не произошло. Аня нажала на курок еще раз – ничего. Тогда она убрала пистолет от моей головы и нажала на курок еще раз. Из ствола вышел желтый огонёк. Она смотрела на пистолет, не веря, что он не настоящий. Это было нечестно. Её вот так легко обманули! Аня бросила пистолет куда-то под ноги и откинулась на сиденье. Мы поехали.